Обновлено 02.06.2017 Studentportal.pl
Настоящее имя Никифора Крыницкого, (Эпифаний Дровняк) родился он в 1895 году в городе Крыница, а умер в 1968 году там же. Никифор являлся художником-самоучкой, которого ставят в один ряд со всемирно популярными художниками-примитивистами, самыми известными авторами т.н. наивного искусства.
По отцу Никифор был поляком (говорят, что, тот был великим художником, а имя зашифровано под буквой «T»). От мамы, которая воспитывала его одна, в большой бедности и постоянных скитаниях, берясь за любую черную работу, он унаследовал нарушения слуха и речи. В период Первой мировой войны Никифор остался сиротой, тогда он не умел налаживать контакт с окружающими, его воспринимали как местного дурака, и в свой адрес он слышал постоянные насмешки. Нет достоверных источников, в которых бы рассказывалось о том, откуда взялось его имя (или прозвище). Существует версия, что в оригинале оно звучит как Нетифор). В 1949 году состоялась первая персональная выставка его работ, которая прошла в варшавском салоне Союза польских архитекторов, его назвали «Яном Никифором». Только в 1963 году Никифор официально получил фамилию Крыницкий, тем самым узаконился его статус. Одновременно власти Крыницы выдали ему квартиру. В 2003 году суд в Мушине решил, что настоящее имя и фамилия Никифора – Епифаний (Епифан) Дровняк.
С какого возраста Никифор начал заниматься рисованием также неизвестно. Он изначально отличался большим упорством в достижении поставленной самому себе цели стать художником, быть «Матейко из Крыницы». Никифор чувствовал себя патриотом своей малой родины — Крыницы: в ходе акции «Висла» его неоднократно вывозили в другой конец страны, но он упорно возвращался обратно в свой родной город.
Самые ранние из сохранившихся работ Никифорa относятся к периоду до 1920 года. Среди них немало тех, по которым можно судить, сколько труда вкладывал будущий художник в совершенствование своего мастерства. Как писал Тадеуш Щепанек: «Сохранившиеся рисунки — это преимущественно учебные эскизы, на них видны следы ластика, заметны исправления неправильно начерченных линий. Никифор старается овладеть линейной перспективой, вычерчивает оси симметрии, все время сдвигает перспективу, пробует свои силы в лягушачьей и птичьей перспективе».
Похожее впечатление производят эскизы сакральной архитектуры, которые он создал несколько лет спустя. Они также свидетельствуют о сильном интересе Никифорa к греко-католическим храмам. Большей частью его работ являются пейзажи на фоне церкви («Церковь на закате», 20-е годы, «Епископ перед церковью», около 1930; «Церковь в городке», около 1962), внутренние пространства храмов («Часовенка», около 1930; «Тайная вечеря», без даты) или торжественные изображения святых («Святой Николай», 20-е годы, «Святой на дороге», до 1956). Наряду с ними появляются светские сюжеты: многочисленные крыницкие пейзажи («Крыница – бювет», 30-е годы; «Вилла “Захента”», «Вилла “Русалочка”», «Здание Садового предприятия», все — 1940–1945 годы; «Синяя вилла», 1950–1955 годы; «Костел в Крынице», до 1962), не такие многочисленные краковские: «Краков — Мариацкий костел», 1964–1966 годы) и варшавские виды («Городской пейзаж — Варшава», 1965), фрагменты архитектуры («Фрагмент городской архитектуры», 30-е годы), зачастую совершенно фантастической («Фантастические ворота», без даты), интерьеры зданий («У парикмахера», «У портного», «Табачная лавка», все – 30-х годов), вокзалы и живописно вьющиеся между взгорьями рельсы, которые особенно увлекали Никифора («Железнодорожные пути», «Станция Бихч», «Пейзаж с железнодорожным мостом», 30-е годы), а также горы («Деревянный домик на фоне полей», 1940–1945 годы; «Горный пейзаж с деревней», «Пейзаж с рекой», оба — 1956 год). Художник также предпочитал изображать людей: знакомых, прохожих («На прогулке», 20-е годы, «Портрет мужчины в пальто и с тростью», 1950–1953 годы), но прежде всего — самого себя. Особенно интересными являются его многочисленные автопортреты (созданные, главным образом, в 30-е годы), так как они на них изображено представление Никифора о самом себе, о своем месте в мире, а также о сфере его интересов (Также Никифор очень любил позировать фотографам). Он предстает перед нами то задумчиво сидящим под деревом, то около мольберта в шикарном костюме, мы видим его за обедом и с вознесенной в жесте благословения дланью (стоящий за алтарем «Никифор в парике», «Никифор поучаюший» или в костельной нише – «Никифор-епископ», наконец, перед входом в храм – «Никифор отправляет учеников»). На некоторых работах есть неумелые, но все-таки разборчивые надписи: «Художник» или «Сувенир из Крыницы».
Независимо от темы, работы художника отличаются маленькими размерами, часто они немного больше тетрадного листа. Изначально он рисовал на случайных клочках бумаги: к примеру, это могли быть австрийские официальные бланки, старые тетради, обертки от шоколада, сигаретные пачки, а также упаковочные бумаги. Из-за того, что у Никифора было сложное финансовое положение, нужно было постоянно экономить, по этой причине он часто использовал две стороны этих листков («Христос-учитель» / «Христос, благословляющий», «Святая Варвара» / «Часовенка», «Святая Вероника» / «Христос в храме», около 1920 года). Художник отдавал свое предпочтение акварели, иногда он сочетал ее с темперой или маслом, реже пастелью. Но секрет сильной художественной выразительности работ Никифора кроется не в материалах, а в преодолении ограничений. Даже в рамках маленького формата у него удавалось создавать монументальный образ, с помощью центральной композиции, где на оси симметрии вертикального прямоугольника фронтально изображался образ человека, строение или гора. Очень часто пейзаж, сцену или человеческую фигуру он рисовал в декоративной рамке («Святые на дороге», до 1956 года). Некоторые детали он хорошо обводил тоненькой черной линией и очерченные таким образом плоскости зарисовывал живыми цветами, их художник наносил сразу из тюбика. Но в руках мастера краска меняла свою сырую первоначальную природу. У Никифора была врожденная способность вдохновенно извлекать из нее богатство нюансов, он умел достигать наибольшей насыщенности цвета, иногда раскрывать полный тональный спектр одной краски, более того, при помощи палитры у него удавалось создавать какое-то определенное настроение. В основном это было ностальгический настрой.
В творческом багаже Никифора находится огромное количество работ. Как утверждают специалисты, самые выдающиеся из них относятся к двадцатым тридцатым годам. Как раз в этот период сформировались его иконографические и эстетические приоритеты.
Большое количество своих работ он раздарил или продал буквально за копейки в то время, когда находился в нищете. Его талант заметил художник из Украины Роман Турын. Он же был первым, кто коллекционировал акварельные композиции Никифора (в его собрании было практически двести работ Никифора). Когда Турын находился во Франции, он показал его работы своим друзьям из Парижского комитета. Каписты были в восторге от картин художника.
Они планировали организовать личную выставку Никифорa в Париже, но их планы не увенчались успехом. Не смотря на это, часть «картин» внесли в коллективную экспозицию работ львовских художников и представителей École de Paris, которая была создана в 1932 году в городе Львове Украинским национальным музеем. Каписты одобрили творчество крыницкого самоучки, что зафиксировал в печати симпатизирующий им Ежи Вольф, автор первой публикации о Никифоре («Arkady» 1938, № 3). Он писал: «С его (Никифорa) искусством я и мои друзья столкнулись несколько лет назад в Париже, и это столкновение было ослепительным, я до сих пор помню тот момент, когда в мастерской Янов Цыбисов я впервые увидел эти маленькие акварели и (…) это удивление не оставляет меня до сих пор. В этих работах меня поразила прежде всего необыкновенная зрелость и (…) инаковость (…). За прошедшие века покрыто краской бесчисленное количество кусков полотна и досок, а эти листочки бумаги были ни на что не похожи (…) ни на что, что я видел. (…) Эти маленькие картинки просты, как природа, их уникальность состоит исключительно в том, что их автор искренне увидел действительность другими, не такими, как у всех, глазами. (…) в этой абсолютной чуткости Никифора к цвету, которую можно сравнить с абсолютным слухом, отражаются (…) наши собственные художественные мечтания (…)».
Затем Вольф говорил, что Никифор: «(…) всегда использует цветовую гамму, каждая его картинка — это сочетание как минимум трех цветовых элементов; при этом сочетания очень необычные и безошибочные. Эта необычность вызвана абстактностью его подхода к рисованию, однако эта абстрактность не имеет ничего общего с нереальностью, его мир всегда в полной мере конкретен, ему просто нужно оторваться от предмета, чтобы воспроизвести этот предмет художественными методами».
Для Крыницкого эта статья стала практически дипломом, он относился к ней как к сертификату, который наделил его правом заниматься рисованием. Никифор показывал его незнакомым, а также приезжающим в Крыницу туристам. Он, как и ранее проживал и работал в одиночестве и бедности у малоизвестного художника никто особо не желал покупать картины. Только в пятидесятых и в шестидесятых годах его статус как художника перешел на новый уровень (хотя сохранилась иллюстрированная «нищенская» записка, в которой Никифор еще в 50-х трогательно просил «кусочек холста еду или деньги», а вместо этого предлагал свои «картинки», предлагал «практически за копейки, только чтобы прожить»). Но со временем Никифор становился все более популярность, в основном, благодаря повторному открытию его творчества супружеской парой Эллой и Анджеем Банахами. Они не только печатали посвященные ему статьи и книги (первая – «Никифор, мастер из Крыницы» Анджея Банаха вышла еще в 1957 году) и организовывали выставки, но также частенько приходили к нему в гости, звали к себе. Заботились о Никифоре, помогали решать текущие бытовые проблемы (историю их общения и то, как они добивались признания мастера, Банахи описали в книге «Рассказ о Никифоре», переизданной в 2004 году). Преданным (а со временем и официальным) опекуном Никифора, который находился с ним с самого начала 60-х годов, был также Мариан Влосиньский — художник, посвятивший Никифору (которого считал гениальным человеком) как свое творчество, так и свою жизнь. О такой преданной дружбе рассказывается в художественном фильме под названием «Мой Никифор» Кшиштофа Краузе (роль Никифора в нем конгениально сыграла Кристина Фельдман). В 2004 году, состоялась премьера фильма, она вызвала новый всплеск внимания к этому одаренному самоучке, прошли выставки его картин, были переизданы посвященные его жизни и творчеству книги, в том числе и ранее упомянутый «Рассказ o Никифоре» и монография Анджея Банаха «Никифор» (1984; переиздание в 2004 года). В 2000 году вышел альбом под названием «Никифор» с предисловием Анджея Осенки. Популяризации искусства Никифора также в большей степени поспособствовал Александр Яцковский, который посвятил многие годы исследованию творчества польских «наивных» художников.
Развитию популярности Никифора способствовали многочисленные выставки его работ: впервые подобная состоялась на родине в 1949 году, после этого были зарубежные, в том числе целый ряд экспозиций конца 50-х (Париж — галерея Дины Верни, Амстердам, Брюссель, Льеж, 1959; критики сравнивали крыницкого примитивиста с Анри Руссо по прозвищу «Таможенник») и 60-х годов (Хайфа, 1960; Вена, Баден-Баден, Франкфурт-на-Майне, Ганновер, 1961). Нужно отметить также первую и последнюю ретроспективу его работ: первая прошла в 1967 году в варшавской галерее «Захента», а последняя – в 2004 году в столичном Этнографическом музее. В 1995 году в Крынице, в вилле «Романувка», открыли «Музей Никифора» (в качестве отделения Окружного музея в Новом Сонче). А в 2005 году благодаря местному сообществу лемков, началось строительство памятника художнику.
Великий художник Эдвард Двурник рассказывал о творчестве Никифора так: «Я никогда не переживал таких сильных эмоций, как те, которые вызвали у меня эти картины (…). Первый раз я увидел их (…) в 1965 году. (…) Тогда я рисовал архитектуру, но только увидев эти работы, понял, как это нужно делать. (…) Он был художником до мозга костей, прекрасным, глубоким автором, он относился к своему творчеству, как мастера эпохи ренессанса, классически, честно. (…) Все, что он рисовал, было, им УВИДЕНО. А потом это увиденное свободно тасовалось в его памяти, в его воображении. Он чудесным образом выходил за заданные действительностью рамки обязательного и создавал картину, мир, обладающие собственной структурой. Он рассказывал себя, рисовал свой космос».
