Обновлено 02.05.2017 Studentportal.pl
Ян Бжехва является поэтом и сатириком, имел профессию адвоката, а также являлся специалистом по авторскому праву. Ян вошел в историю литературы, прежде всего, как автор произведений для детишек. Данные произведения принесли ему большую популярность и множество поклонников.
Бжехва писал стихотворения и сказки для дитишек (сборники «Танцевала нитка с иголкой» /Tańcowała igła z nitką, 1938 год, «Утка-чудачка» /Kaczka Dziwaczka, 1939 год и так далее). Он писал также длинные произведения для детей в стихотворной форме («Басня о корсаре Палемоне» /Baśń o korsarzu Palemonie, «Пан Дропс, и его труппа» /Pan Drops i jego trupa) и прозаические произведения (цикл рассказов о пане Кляксе). Ян также занимался написанием сатирических текстов для взрослых и переводом русской литературы.
Настоящее имя Яна Бжехва — Ян Виктор Лесман. Он родился 15 августа в 1898 году в Жмеринке на Подолье, а ушел из жизни 2 июля в 1966 году в городе Варшава. Во многих энциклопедиях датой рождения значится 1900-й год. Сомнения на этот счет однажды развеял директор музея литературы, имени Адама Мицкевича Януш Одровонж-Пенёнжек.
«У нас имеются неопровержимые доказательства того, что Бжехва родился в Жмеринке 15 августа 1898 года, что он собственноручно и засвидетельствовал в заявлении на подтверждение его членства в Польском авторском обществе (Союз авторов и композиторов сцены) 1 сентября 1945 года. Однако после своего второго брака (де-факто после третьего — прим.ред.) с особой, значительно младше его, Бжехва начал упорно указывать в качестве даты рождения 1900 год, причем настолько упорно, что сегодня во всех энциклопедиях и справочниках Государственного научного издательства, и даже в основном издании Института литературных исследований «Современные польские писатели и литературоведы», указан год рождения 1900; при этом никого почему-то не удивило, что получается, будто он дебютировал в возрасте 15 лет» («Газета Выборча», № 195, 22.08.2000)
Ян Бжехва приходился внуком варшавскому книготорговцу и издателю Бернарду Лесманом и двоюродным братом известного поэта Болеслава Лесьмяна. Литературный псевдоним Яну придумал его старший кузин. («Подумай, — убеждал Болеслав своего родственника, — как это красиво, ведь „бжехва” означает „оперение стрелы”»). В текстах, которые Бжехва писал для довоенных кабаре, он подписывался также псевдонимом Шер Шень (намек на известный роман Этель Лилиан Войнич «Овод»). Свое настоящее имя (Ян Виктор Лесман) Бжехва использовал, когда занимался адвокатской деятельностью.
Также Бжехве родственником приходился поэт, интеллектуал и эстет Антоний Ланге. «Одни литераторы и ни одного ростовщика, у которого можно было бы одолжить немного денег!» — жаловался на свою семью Болеслав Лесьмян.
Свою юность Ян Бжехва прожил в Восточных кресах. Его папа, Александр Лесман, являлся инженером-железнодорожником, он работал в разных уголках России. Бжехва закончил обучение в школе отцов-иезуитов в Хырове (в тот период времени Львовское воеводство Польской Республики), а затем, вернувшись в Варшаву, окончил юридический факультет Варшавского ВУЗа. Поступив в университет, он сразу записался в 36-й полк Академического легиона и добровольно принимал участие в польско-большевистской войне 1920-1921 годов.
В роли адвоката и эксперта в области авторского права Бжехва являлся одним из основателей Польского авторского общества, в котором с 1924 по 1939 год работал юридическим советником. Он являлся, в частности, юридическим советником Издательского кооператива «Чительник» («Читатель»), одновременно активно принимая участие в ПЕН-Клуба.
Пагубная страсть к стихосложению
Первый раз о Яне узнали еще в 1915 году, когда он был еще подростком. Его стихотворения опубликовал петроградский «Штандарт», который возглавлял поэт и переводчик Ремигиуш Квятковский. Через время поэт напечатал несколько подростковых стихотворений в «Киевских колосьях», его наградили за стихотворение, которое было посвящено скончавшемуся в ноябре в 1916 году Генрику Сенкевичу. В тот период времени Ян еще не планировал связать свое будущее, с писательской карьерой.
«История моих занятий очень длинна и берет свое начало в моей ранней юности. Имея с детства пагубную страсть к стихосложению и будучи весьма своенравным подростком, я давал волю своей злости в рифмованных пасквилях, в которых ко всеобщему огорчению издевался над достойнейшими тетками. Посему, когда в 1918 году я вернулся из России в оккупированную Варшаву, и мне пришлось самостоятельно искать себе место в жизни, родственники припомнили мне мои давние сатирические пристрастия и посоветовали попытать счастья в варшавских кабаре, которые в то время вошли в моду (…) и становились сатирической трибуной, с которой звучали политические аллюзии, едкие замечания в адрес оккупанта, острые шутки, бичующие язвы того времени. Анекдоты, злые репризы и песни, которые рождались на этих сценах, расходились по всей Польше, становились предметом обсуждения во время дружеских посиделок, их перенимала улица (…), а некоторые из них приводили авторов и исполнителей прямиком за решетку». (Ян Бжехва, «На полях», в «Дымок папиросы, или воспоминания о сценах, сценках и надсценах» под редакцией Казимежа Рудзкого, Варшава 1959 г.)
Когда у поэтов было уже около десятка своих произведений, он вдохновленный главным образом творчеством Леманьского и Боя, отправился в театр на открытом воздухе «Аргус» (который находился в Варшаве на улице Беляньской), его литературным директором был Ян Станислав Мар. Первые девять сочинений были не приняты, а последнее, самое, по мнению автора, простое, Мар принял и тут же выделил автору из кассы двадцать марок. Песенку «Рюквандекреры» (так по-немецки называли реэмигрантов) спустя семь дней исполняла Луна Наленчувна. «Так началась моя карьера автора кабаре, началась и продолжалась почти пятнадцать лет».
«Весной 1918 года в Варшаве существовали четыре кабаре: самым старым и самым лучшим был «Черный кот», возглавляемый Казимежем Врочиньским; «Мираж», где властвовал Ежи Бочковский, который впоследствии основал „Qui Pro Quo”; «Сфинкс» под руководством Вацлава Юлича, а также уже упомянутый выше «Аргус». Примерно в это время Тувим предложил мне присоединиться к кабаре «Гаудеамус». Просуществовало оно недолго (…)». (Ян Бжехва, «На полях», в «Дымок папиросы, или воспоминания о сценах, сценках и надсценках» под редакцией Казимежа Рудзкого, Варшава 1959). Болеслав Лесьмян не советовал кузену печатать стихи, которые он привез из России. «Он советовал их сжечь и начать писать заново», говорил успешный автор кабаре.
В 1926 году Ян Бжехва первый раз женился. Его супругой стала Мария Сундерланд, которая приходилась внучкой отцовской сестре. Когда летом в 1928 году родилась их дочка Кристина, они еще находились в официальном браке, но Яна уже завязал роман с Каролиной Лентовой, урожденной Мейер, которой суждено было стать его второй супругой. Лесьмян не мог простить Бжехве того, что тот бросил «их общую кузину, красавицу Марысю», из-за чего отношения родственных поэтов на некоторое время прекратились. Кристина увидела своего родного папу, когда ей исполнилось девять лет на похоронах Болеслава Лесьмяна.
Самый певучий поэт
В 1926 году Ян создал сборник стихотворений «Вымышленные лики» (Oblicza zmyślone). Рецензии на него неожиданно были негативными. «Часть рецензентов отреагировала самым обидным для любого автора образом, обнаружив схожесть поэзии Бжехвы с творчеством его гораздо более талантливого кузена. Они рассмотрели в стихах Бжехвы похожую тематику, язык и даже метафоры. Что, как и Лесьмян, он бежит от действительности к природе, к Космосу, к Богу. Ежи Браун в „Литературной газете” прямо назвал Бжехву вторым Лесьмяном. Мало того, некоторые считали, что Бжехве удались только те стихи, в которых он ориентируется на Лесьмяна. Другие, напротив, советовали автору, если он желает отыскать собственный путь в поэзии, как можно быстрее отказаться от подражательства и Лесьмяну, и другим поэтам, которые вместо того, чтобы смотреть в будущее, сползают в строну поэтики, девятнадцатого столетия» (Мариуш Урбанек, «Бжехва не для детей», Варшава, 2013 год).
После того, когда в 1929 году вышла очередная книга его стихотворений, критики (в большинстве своем те же, что выразили недовольство к предыдущему сборнику) повторили свою мантру: заимствования, вторичность, подражательство. Лесьмяну, Казимежу Вежиньскому, Яну Кохановскому и даже Станиславу Пшибышевскому. «Дальше было только лучше. Свою рецензию о вышедшем в 1935 году томике „Полынь и облако” (Piołun i obłok) Кароль Виктор Заводзиньский назвал „Самый певучий поэт”. Это звание пристало к Бжехве на года», — пишет Мариуш Урбанек. Книга «Полынь и облако» вышла через некоторое время после того как умер Юзеф Пилсудский, в нее автор включил посвященный маршалу цикл под названием «Имя величия» (Imię wielkości).
Первый том стихотворений для детей назывался «Танцевала нитка с иголкой» он вышел в конце 1937 года, прямо перед Рождеством, но был датирован 1938 годом. В нем написаны стихотворения, которые остаются популярными до сегодняшнего дня: «Помидор» (Pomidor), «Журавль и цапля» (Żuraw i czapla), «На прилавке» (Na straganie). Через год вышел следующая книга детских стихов под названием «Утка-Чудачка». В нее вошли стихотворения «Знаки препинания» (Znaki przestankowe), «Сойка» (Sójka) и другие.
До потери сознания
Самым важным периодом в творчестве Бжехвы выпал на время Второй мировой войны. Тогда им были написаны такие произведения, как «Академия пана Кляксы» и «Пан Дропс, и его труппа». При этом собственные приключения Яна в то время не так уж и отличались от перипетий его литературных героев.
Оккупация, по словам самого Бжехвы, вовсе его не коснулась, так как он был влюблен. Его неистовая любовь к Янине Сероцкой, урожденной Магаевской, стала целой историей. Янина являлась женой парикмахера, который занимался параллельно разными не совсем легальными делами. Поэт полюбил женщину с первого взгляда, но, увы, его чувства оказались не взаимны. Это было в 1940 году. Сейчас мы можем вспоминать об этой истории благодаря воспоминаниям Казимежа Брандыса, который писал о Яне, что «в день падения Парижа он принял яд, поскольку его любимая призналась ему, что любит другого». Но яд не подействовал. Через два с половиной года, в день, когда состоялся разгром немцев под Сталинградом, он встретил свою возлюбленную в баре на Новом Свете. Поэт сразу же вошел в заведение, встал перед нею на колени и потерял сознание. В который раз он услышал то, чего так боялся, его единственная и любимая не собиралась уходить от мужа. «Сказочник худел на глазах, из-за чего отчетливее проявились его семитские черты», — рассказывал Брандыс.
Как-то раз двое в штатском задержали Яна из кондитерской и отвезли его в резиденцию гестапо, что размещалась на аллее Шуха. Там он заявил, что хотя и не является евреем, не против, если его расстреляют, потому как жизнь ему совершенно не мила. «Почему?», с удивлением спросили гестаповцы. «Потому что женщина, которую я люблю, не хочет быть со мной», ответил Ян. Немцы чуть не попадали со смеху и вышвырнули его за дверь. На выходе, у будки охранника, Ян вспомнил, что оставил на столе в кабинете шоколадный торт. Он вернулся обратно, постучал в дверь, извинился и забрал свой десерт. Немцы были в шоковом состоянии от такой неведомой наглости, что даже не сумели возразить.
После войны ему удалось завоевать сердце любимой женщины. Заводить романы с другими женщинами Ян начал только после свадьбы. При этом, как считает Казимеж Брандыс, они с Яниной безупречно подходили друг другу. Супруги находились вместе до самой смерти Яна.
После войны начался период так сказать благополучия для авторов детских стихов и настоящего процветания для сочинителей пропагандистских произведений, прославляющих новый строй и его руководителей в стране и за границей. И хотя сам Ян в партии никогда не находился, в пятидесятые годы прошли для него под знаком следования установленным ею соцреалистическим канонам. Многие его тогдашние сатирические произведения и так называемые «политические вертепы» навлекали и продолжают навлекать на его голову осуждения. Те, кто хорошо был знаком с поэтом, например, Рышард Матушевский, говорят о том, что Бжехва писал эти стихотворения совсем не по конъюнктурным соображениям. В этом он не нуждался.
Чистый, громкий смех
Несмотря на такую «идеологическую окрашенность», сатира Яна Бжехвы всегда отличалась наиболее высоким литературным качеством. И даже если она и отвечала в целом ожиданиям партийных «товарищей», все равно при этом имела такую внутреннюю свободу, что могла позволить себе самые неистовые с их точки зрения выходки. А как же еще можно охарактеризовать хотя бы такое произведение, как «Подведение итогов конкурса», в которых получивший главный приз следующее: «Полились мои слезы, лучистые, чистые/На далекое детство, безгрешное, вешнее/И на юность мою, неповторную, вздорную/ И на век возмужания — время страдания…» (пер. В Звягинцевой) после долгой беседы жюри, или так называемого актива, приобрел в итоге содержание, соответствующее единственно верным партийным установкам: «Полился мой смех здоровый, народный/На далекое детство крестьянское безземельное/И на юность мою дерзкую, смелую/И на век возмужания отважный рабочий…» (Ян Бжехва «Подведение итогов конкурса» (Rozstrzygnięcie konkursu) в «Антологии польской сатиры 1944-1955» под редакцией Антония Мариановича Варшава, 1955 г.)
Не все идеи Яна Бжехвы были одобрены цензурой. В 1952 году в Театре сатириков (организованном Ежи Юрандотом в бывшем здании Юношеской христианской ассоциации YMCA на улице Конопницкой в Варшаве) из программы «Сатирическая головомойка» (Objeżdżalnia satyryczna) убрали один из номеров, об этом узнала английская пресса. «Это был монолог могильщика, который перебил все свое семейство, чтобы выполнить свой производственный план», — вспоминал британский журналист Д. Уэлш, видевший эту программу в театре.
После того как умер Сталин, поэт перестал писать по политическому заказу. С того времени его стали считать пассивным борцом с режимом.
Я не мешаю?
В 1957 1958 годах Бжехва приехал в СССР. Через сорок лет он возвращался в мир, где провел свое детство. В качестве нового руководителя Польского авторского общества (он находился на этой должности с 1957 по 1962 год) Бжехва встретился со своим советским коллегой, занимавшем такую же должность, которого позже в журнале под названием «Пшиязнь» («Дружба») описал как душевного и искреннего собеседника. А вот встреча с писателями не получилось.
«Меня поразил официальный холод этой встречи. Бесед не было, были только речи», — вспоминал Бжехва; в Польше только-только началась политическая оттепель, когда еще можно было писать правду и открыто критиковать официоз. Кулуарные встречи не состоялись: русские просто встали и вышли. «Из нас исходит только холод и черствость, приукрашенная истертыми фразами», — так говорил об отношениях Ян Бжехва.
Так как Ян первые двадцать лет своей жизни каждый день имел дело с русским языком он стал также прекрасным переводчиком. Он, переводил сказки Пушкина, рассказы Чехова, «12 стульев» Ильфа и Петрова, стихи Есенина и Маяковского, «Оттепель» Эренбурга. Книги Яна Бжехвы также переводились на многие языки.
«Особенно велики его заслуги в деле развития современной поэзии для детей. Он преобразил сказку, обогатив ее сатирой, пародией, юмором, привнес в нее элементы басни, фантастически, магии. К классической сказке образца восемнадцатого века поэт добавил сказки-парафразы пословиц и народных поговорок, абсолютно абсурдистские стихи с эффектными кульминационными пунктами. Он всегда уделял особое внимание комическому эффекту, лексическому и ситуационному юмору. В сказочной трилогии (Пан Клякса) на первый план выступают приключенческие, фантастические, гротескные, сатирические, философские элементы» (Юзеф Збигнев Бялек в: «Малый словарь польских писателей», часть II, Варшава, 1981)
В продолжение «Академии пана Кляксы» Ян написал две книги: «Путешествия пана Кляксы» и «Триумф пана Кляксы» (выпущены они были в 1961 и 1965 гг.). Художником иллюстраций к его текстам был друг Бжехвы, известный Ян Марцин Шанцер. А персонаж, с которого Марцин рисовал пана Кляксу, был хорошо все известен в довоенной Варшаве: им был Франчишек Фишер. В живую он имел довольно грузную фигуру, но так как книга была для детишек, его изобразили гораздо более изящным.
По правде говоря, создатель внешнего образа пана Кляксы на своем веку повидал такие приключения, которых не постыдился бы и сам Фишер. Об одном из них рассказывал другой художник: «Однажды Ян Бжехва выступал на творческой встрече в красном уголке одного из предприятий в городе Еленя-Гура. За последним рядом стульев стоял теннисный стол. В самый разгар мероприятия двое юношей как ни в чем не бывало принялись играть в пинг-понг. Шарик стучал так громко, что Бжехва был вынужден прервать чтение и вежливо поинтересоваться у игроков:
— Простите, я вам не мешаю?
— Вовсе нет. Мы вас не слушаем, — успокоили его молодые люди».
(Эрик Липиньский, «Журналисты в анекдоте», Торунь, 1991 год)
Ян Бжехва продолжал работать юристом. Его комментарий к закону об авторском праве 1926 года, подготовленный к печати в 1939 году, сохранился в виде типографской корректуры, его опубликовали после войны. Будучи серьезным специалистом по данной тематике, Бжехва с радостью помогал советом председателю Союза польских литераторов, в том числе, когда находился в зарубежных командировках. После флорентийского Конгресса Европейского сообщества писателей (COMES) Ярослав Ивашкевич вспоминал: «Самыми приятными были, конечно же, личные встречи и беседы. Милейшая госпожа Кампетти приехала из Лукки, а из польских делегатов самыми милыми были Мендзыжецкий и обворожительная Хофия Эрнст, а самый приятный человек из тех, что я встречал в своей жизни, это Ян Бжехва».
(Ярослав Ивашкевич, «Поездки в Италию», Варшава, 2008 г.)
Этот же писатель, который зачастую был сдержан в своих похвалах коллегам по перу, за несколько недель до смерти Бжехвы написал о нем следующее: «Тот жизнерадостный тон, который Ян Бжехва сумел сохранить на протяжении всего своего творчества, вызывает на лицах и молодых, и стариков радостную и благодарную улыбку, стоит им лишь услышать имя этого автора. Одни только названия его книг («Утка-Чудачка», «О лисе Виталисе», «Коварная блоха») уже вызывают в нашем воображении образ какой-то очень счастливой страны, где встречаются столь редкие в нашем мире гости, как доброта и веселье, встречаются, чтобы дать нам ощущение вечного детства, пребывать в котором было бы истинным счастьем. Эта неисполнимая мечта — снова стать счастливым ребенком — может исполниться только в книгах».
(«Жиче Варшавы», № 147, 19/20.06.1966)
